В античном мире богатство расценивалось в качестве безусловного блага и неотъемлемого условия счастливой жизни, неимущие же не вызывали симпатии и тем более сострадания. Масштабные социальные акции, подобные аграрным реформам Гракхов или хлебным раздачам в Риме, менее всего были направлены на искоренение нищеты, а осуществлялись в пользу граждан и в интересах гражданского коллектива. Небольшим преувеличением будет сказать, что феко-римская античность не замечала существования Б.ых. Парадоксальный евангельский постулат «Блаженны нищие», неведомая ни античной, ни германской или кельтской культурам позитивная оценка бедности, впервые прозвучавшая в христианстве, явились тем новым и поистине революционным элементом идеологии, который существенно повлиял на социальную мысль и социальную практику последующих столетий, в частности вызвав к жизни понятие и феномен милосердия и благотворительности по отношению к Б.ым.
Согласно евангельской заповеди, забота об имуществе отвлекает от более насущного попечения о спасении души. Нельзя служить одновременно Богу и маммоне. «Душа не больше ли пищи?» (Мат. 6, 19-25). Собственность рассматривается в христианской традиции как прямое следствие фехопадения, и сознательный отказ от жизни в достатке расценивается как добродетель и необходимая составляющая христианской аскезы. В этом контексте бедность не воспринимается как социальное зло и признак неустроенности дел человеческих. Напротив, в бедности части живущих усматривается замысел и знак божий. Б.ые ближе к Господу, и их молитвы скорее могут быть услышаны. По утверждению автора VI в. Венанция Фортуната, святые на небе и Б.ые на земле соотносятся между собой как «сенат и народ» божий.Творя милостыню, добрые христиане находят себе в их лице молитвенных заступников в земных делах и благодатную возможность искупить любовью к ближнему свои земные пре-фешения и заработать душевное спасение на том свете. Растиражированный в проповедях библейский топос изображал христианскую милостыню складированием земных богатств на небе, своего рода выгодным помещением капитала.Христианские бедность и благотворительность в пользу Б.ых в глазах паствы выглядели столь выифышно, что клирики пытались присвоить себе обе роли - изображая себя «Б.ыми во Христе» (отсюда формальный обет бедности в монашестве) и одновременно претендуя на некую особую роль в практике христианской благотворительности.
Б.ые (лат. pauperes) в средние века - понятие широкое, многозначное и включает различные социальные данности. Актуальное в античности противопоставление Б.ый/богатый (pauper/dives) дополняется противопоставлением pauper/potens - Б.ый /могущественный. Оно восходит еще к Библии, а со времен Каролингов становится едва ли не важнейшей мыслительной схемой восприятия социальной действительности. К Б.ым относили и наиболее беззащитных, тех, кто бесправен и нуждается в помощи в силу разных причин. В этом аспекте бедность можно понимать и как недостаток социальных связей. Дитрих Бернский в «Песни о Нибелунгах», потеряв в битве своих людей, говорит о себе , что он - «король недавний», стал «последним бедняком». Бедность означает не абсолютное, а относительное состояние.
С V в. церковь обязывалась выделять для призрения бедных четверть своих доходов. Тогда же в церквях Запада стали составлять специальные списки (matriculaepauperum) получающих регулярное воспомоществование, и распространяется возникший на христианском Востоке институт дьяконата, основным направлением деятельности которого была забота о Б.ых и больных.
Идея создания госпиталей, как и дьяконат, пришла из Византии. Уже в IV в. возникают первые госпитали в Константинополе и Кесарии: там не только содержали больных и оказывали им посильную помощь, но и давали приют беднякам, ослабленным и голодным, немощным старикам, сиротам; в госпиталях же находили кров и пищу путешественники и паломники. В Галлии первые епископские госпитали в городах появились уже на рубеже V и VI вв., и число их быстро росло. Церковный канон предписывал каждому городу иметь свой госпиталь, но до XII в. это предписание оставалось скорее лишь благим пожеланием. С VI в. госпитали стали устраивать и при монастырях. Мирская благотворительность в этот период принимала привычные для средневекового общества ритуальные и кодифицированные формы. Король или представители местной аристократии называли себя «отцами и утешителями Б.ых» (pater et consolator paiiperum), и нормативные памятники требовали от сильных мира сего заботы о Б.ых и слабых, однако ни о какой систематической и институционализированной благотворительности со стороны светской власти до кон. XII в. говорить не приходится.
Со времен высокого средневековья в религиозной жизни Европы происходит важный поворот, в котором существенны два момента: во-первых, идея подражания Христу, необходимость апостольской жизни клира сделались лозунгами обновляющейся церкви, во-вторых, с сер. XII в. все более активное участие в религиозной жизни принимают представители средних и низших слоев населения. Под влиянием нового понимания христианского идеала обострился вопрос о добровольной бедности, приближающей к идеалам апостольской жизни. Старое бенедиктинское монашество переживает кризис: богатство ордена заставляет усомниться в его соответствии заповедям бедности и аскетизма. И в самом монашестве, и в миру активизируется движение за добровольную бедность и служение Б.ым, Франциск Ассизский проповедует «следовать нагими за нагим Христом» и заключает мистический брак с «госпожой бедностью». Религиозное движение за добровольную бедность выливается в создание целого ряда духовно-светских орденов и братств, поставивших своей целью соответствие аскетическим идеалам и деятельную любовь к ближнему. Большая часть их членов - выходцы из купцов, мелкого рыцарства, горожан; активное участие в этом движении принимают и женщины (объединение бегинок, женские секции орденов премонстрантов, цистерцианцев). Хотя в намерения того же Франциска Ассизского не входило избавление Б.ых от их жал кой доли - он возводил бедность в идеал, достойный подражания, - многими проповедниками (Петр Кантор, Радульф Арденнский, Бертольд Регенсбургский) развивается совершенно новая тема: они размышляют о царящей в мире бедности, ее причинах и путях преодоления. Религиозные движения за добровольную бедность совпадают по времени с движениями самих бедняков за свои права, что не осталось незамеченным современниками.
Для этого времени характерно увеличение числа госпиталей, приютов для Б.ых и прокаженных, организуемых новыми орденами. В XIII в. в Европе не было уже, пожалуй, ни одного более или менее крупного населенного пункта, где бы благочестивые миряне обоих полов ни объединялись бы в братства, занятые благотворительностью. Состоятельные люди в городах вместо дарений церковным госпиталям все чаще организовывали собственные. Такие госпитали стали новым институтом социальной помощи, пришедшим на смену монастырским или создаваемым канониками. Чаще всего они принадлежали городу и подчинялись светским властям. В сфере мирской благотворительности возрастает значение гильдий, цехов.
Период позднего средневековья характеризуется возрастанием противоречия между евангельской идеализацией бедности и необходимостью решительной борьбы с нищетой. Обусловленный демографическими предпосылками и социально-экономическими изменениями в жизни средневекового общества стремительный рост числа бедняков превращает их в социальное зло, и вопрос о причинах бедности и способах борьбы с нею становится все более актуальным. На фоне демографического кризиса и недостатка рабочей силы происходит стремительное возрастание этики труда, чему впоследствии немало способствовали идеи Реформации, а именно, Л ютеровские воззрения на «профессию» в смысле определенного жизненного положения, божественного призвания к ежедневному выполнению мирских обязанностей, затем кальвинистское требование подтверждать исполнением долга в рамках мирской «профессии» избранность к спасению. Эти идеи служили воспитанию «внутренней аскезы», аскетической нравственности, которая направляет религиозную энергию на эффективную мирскую деятельность. Таким образом, если раньше нищенствование понималось как способ самоотречения и отвержения мира, то на исходе позднего средневековья бедность стали объяснять нежеланием работать, а людей без определенных занятий — рассматривать как бродяг, бездельников и тунеядцев, с которыми надлежало вести борьбу и, по возможности, заставить трудиться. В массовом сознании растет осуждение нищенствования, происходит принципиальная переоценка бедности, что находит первое законодательное отражение в запретах нищенствования для трудоспособных. Кроме того, увеличение числа люмпенов и бедняков, во все времена представлявших собою «взрывоопасный элемент» общества и всегда готовых принять участие в любых городских конфликтах и мятежах, вызывало все большее беспокойство местных властей, неизменно усматривавших в них подспудную опасность. При таком взгляде на Б.ых забота о них переходит в иную плоскость, утрачивает свою сакральную функцию жертвы Господу и окончательно попадает в компетенцию местных органов управления. При этом на первый план выдвигаются педагогические задачи — приобщение Б.ых к труду путем воспитания и даже принуждения; им предписываются определенные нормы поведения, требующие от них скромности, дисциплины, прилежания и трудолюбия. Одновременно совершенствуются институты социальной помощи, упорядочивается ее финансирование, разрабатываются четкие критерии для предоставления этой помощи, усиливается городской контроль за благотворительностью как коммунальных, так и духовных институтов, возникает постоянный бюрократический аппарат, занимающийся проблемами социального обеспечения. Местным Б.ым, живущим сбором подаяний, предписывается иметь специальный отличительный знак на одежде или — «если кто стыдился своего положения» - «удостоверение», предъявляемое по требованию властей, что должно было облегчить контроль за Б.ыми. Трудоспособных Б.ых теперь не принимают в госпитали, где они могли бы безбедно существовать в праздности, а направляют на принудительные (обычно довольно тяжелые) работы, пытаясь создавать специальные работные дома (например, лесопильни или солодовни для мужчин, прядильни - для женщин).
Литература: Irsingler F., Lasotta А. Bettler und Gaukler, Dirnen und Henker: Randgruppen und Ausseiter in Köln in 1300-1600. Köln, 1984; Кröll К. Das Phänomen Armut. Köln, 1973; Mo Hat M. (ed.) Études sur l'histoire de la pauvreté. P., 1974 . V. 1-2; Idem. Les pauvres au Moyen Age. P., 1978; О ex le O.G. Armut und Armenfürsorge um 1200 // Sankt Elisabeth. Fürstin, Dienerin, Heilige: Aufsätze, Dokumentation, Katalog. Sigmaringen, 1981. S. 78-100.
Ю. E. Арнаутова
Антонимы:
богачи