ДЕРЕВНЯ

устойчивое групповое поселение земледельцев на определенной территории, а также форма их общежития.

До известной степени справедливо утверждение, согласно которому до рубежа второго тысячелетия сельские поселения на Западе нередко малы, подвижны, рыхлы по структуре, социально малозначительны, концептуально не осмыслены, тогда как Д.ня, какой мы ее знаем по источникам высокого и позднего средневековья, во многом предстает продуктом собственно средневековой цивилизации - сеньориальной и приходской интеграции, давления демографии, вызывающего к жизни новые формы хозяйственной кооперации, и т. д. Тем не менее - скорее, чем об «изобретении Д.ни» после 1000 г., -предпочтительно говорить о серии тенденций в ее истории, так или иначе существовавших и прежде и получивших лишь частичное воплощение впоследствии. Совершавшийся в ряде регионов Запада переход от, очевидно, несколько более дисперсного и подвижного расселения раннего средневековья к более концентрированному и стабильному в последующие столетия даже в зонах преобладания новых кучевых Д.ень не приводил к полному исчезновению хуторов и однодворных поселений. Развитие Д.ни от менее формальных норм общежития к более консолидированным, в направлении общины-корпорации с собственным юридическим лицом, особой сферы мира и права совместно живущих и хозяйствующих крестьян, не увенчалось ее полным превращением, подобно городам, в замкнутую сферу особого права. Отражение социальной и хозяйственной динамики средневековья, история единения крестьянства в рамках поселения и корпорации знала подчас и обратные тенденции, в частности в ситуации т. н. кризиса XIV в. Неразведенность в языке и понятийном инструментарии многих средневековых обществ таких концептов, как «однодворное поселение (хутор)» и «Д.ня», «Д.ня» и «город», характерна не только для столетий раннего средневековья, но сохраняется и в те времена, когда в существовании настоящих деревенских поселений сомневаться не приходится. Ничуть не более самобытны обозначения деревенской общины.К сказанному стоит добавить, что средневековая Д.ня развивается с большими региональными и внутрирегиональными различиями, отражающими разные концепции локального сосуществования и аграрной жизни.

Деревенские общества в раннее средневековье

При всей уязвимости старинной историографической теории, провозглашавшей деревенскую общину позднего средневековья реликтом доисторического аграрного коммунизма, трудно усомниться в том, что совместная жизнь на земле издревле сплачивала земледельцев, объединяла их в локальные сообщества. А между тем подобные свидетельства в leges barbarorum, записях права варварских королевств, - вроде знаменитого титула «Салического закона» «О переселенцах», где говорится о праве соседей воспрепятствовать переселению чужака в пределы их Д.ни и о попрании этого права королем, — редки и случайны. Правилом является - в приведенном примере имплицитное - игнорирование leges структур деревенского общежития, и то же самое следует заметить по поводу позднейших памятников германской героической поэзии и мифологии. Усадьба (Дом) и домохозяин с его непосредственными правами и обязанностями по отношению к королю и соплеменникам - вот наиболее зримая основа публично-правового и этно-культурного существования варварской Европы, и в этой связи почти ничего не слышно о Д.не.

О ней повествуют «Страсти св. Саввы», мученика, павшего жертвой гонений на христиан у готов-тервингов, на Нижнем Дунае, в 372 г. Односельчане Саввы никак не участвуют в решении общеплеменных дел и лишь исполняют предписанное им свыше тервингской олигархией — в данном случае, инициировавшей преследования готов-христиан. Это нимало не мешает существованию собственно деревенского схода, где доминирует группа лиц, в чьем ведении одновременно находятся языческие жертвоприношения. Влияние и благочестие последних, впрочем, не таковы, чтобы сельчане не могли добиться от них защиты для местных христиан, которые, сказано в тексте, были всем как родные. Устами своих лидеров Д.ня постановила во время контрольной жертвенной трапезы накормить христиан мясом, в действительности не освященным по языческому обряду, и бывший в их числе Савва не был бы изгнан, если бы решительно не воспротивился подобному обману. Впрочем через некоторое время изгнанник возвращается в родные края, и, реагируя на возрастающие общественные симпатии к стойким христианам, деревенские заправилы всячески стремятся его скрывать. Они уже готовы принести ложную клятву втом, что в их селении нет христиан, когда Савва, как и подобает мученику, вновь не дает себя спасти, и Д.ня выдает упрямца - но не его единоверцев.

Религия готов-тервингов носит ярко выраженный племенной характер, и Савва изгоняется как нарушитель племенной традиции, воплощенной, помимо прочего, в племенных верованиях. Выступая в роли их хранительницы, тервингская олигархия печется о готской идентичности - пропагандируемой «этнической практике», лежащей в основании гетерогенной тервингской конфедерации. В этно-политическом отношении деревенское общество предстает более нейтральным и видимым образом не претендует на попечение о сохранении этнического предания. Зато Д.ня несравненно лучше внутренне интегрирована, и ей с трудом удается отторгать своих членов. При этом аполитичный деревенский демократизм зримо контрастируете вертикальным принципом этно-политической консолидации сверху, через голову Д.ни. По-видимому, деревенские структуры рубежа средневековья оказываются практически не востребованными в запечатленной leges barbarorum картине этно-по-литической организации варварской Европы, плохо освещены другими нашими источниками не потому, что отсутствуют, - в известном смысле, они ей противостоят и остаются за ее рамками как особая модель социального быта.

Из объединения в курии небольших сельских общин-пагов притибрских холмов некогда началась римская история, однако именно этот изначальный и основополагающий синкретизм по идее не оставлял места для последующего существования сепаратных деревенских миров. В Риме и затем в масштабе Средиземноморья торжествует античный принцип организации города и его сельской территории как единого целого достояния сограждан с их правами и обязанностями. Мир (orbis), обратившийся в город (in urbem), - этот позднеантичный поэтический образ как нельзя более точно резюмирует специфическую римскую традицию освоения и апроприации природной и социальной среды. Основным инструментом урбанизации римского мира предстает римская земельная кадастрация - перепланировка городов и отныне неразрывно связанных с ними их сельских территорий. Город располагается на пересечении двух дорог, выступающих в .роли осей земельного кадастра. Универсальная аграрная морфология городских территорий сметает структуры локального общежития. Захватывающее свидетельство тому -вскрываемое археологией следование ориентации городского кадастра даже в рамках деревенских агломераций - существующих, но словно бы лишенных собственного существования. Этимологию их латинского обозначения vicus Исидор Севильский выводит из vice civitatis. В самом деле, сельские агломерации в составе городских территорий не имеют точного определения, собственного юридического лица либо игнорируются в данном качестве — мало что знача для имперской администрации, оставаясь вне публично-правовых и фискально-административных реалий, рисуемых позднеантичными сборниками римского права. С этой точки зрения, родиной уроженца села считается город, где зафиксированы, гарантируются и реализуются его гражданские права и обязанности, и лишь знакомство с другими памятниками, эпиграфическими и нарративными, заставляет думать, что существование в римском мире периферийных крестьянских структур все же несколько менее эфемерно.

В столетия раннего средневековья, затянувшемся послесловии античной истории, мешающая всем Д.ня, в скорлупках локальных существований, не изменяет образу paese nascosto. Сказанное в полной мере относится к известным по актам Редонского аббатства деревенским обществам юго-восточной Бретани каролингского времени. Одни крестьянские жилища теснятся вблизи и вокруг церкви, деревенского центра, другие стоят на отшибе, непосредственно в ранах, не знающих чересполосицы когерентных хозяйственных комплексах, — существование которых сводит к минимуму предпосылки хозяйственного взаимодействия земледельцев. В том и другом случае те отождествляют себя и свою недвижимость с определенной Д.ней, лат. plebs, -людьми и территорией. Их хозяйственные и социальные интересы локализуются строго в границах такого мирка: в отличие от аристократий и клира, они крайне редко упоминаются в качестве собственников, свидетелей, поручителей, соприсяжников вне его. Наличие церкви и священника - решающее выражение деревенской идентичности, однако plebs фокусирует в себе скорее социальную, нежели религиозную жизнь локального сообщества.

Бретонские plèbes предстают самоуправляющимися деревенскими общинами, призванными регулировать внутридеревенские отношения. Все совершается в рамках plèbes и в присутствии plebenses: судебные тяжбы, продажи и залоги имущества. Любая сделка об отчуждении недвижимости в пределахде-ревенской территории, в том числе заключенная за десятки километров от Д.ни, подлежит формальному утверждению деревенского схода. Над всем витает дух общины, и влияние не слишком отличающихся от прочих селян местных нотаблей не умаляет демократизма деревенского общежития. Настоящая аристократия никак не входит в жизнь Д.ни. Она существует и действует в ином социально-историческом измерении, на «национальном» уровне, в окружении бретонских principes, и фактически не располагает в отношении Д.ни реальными инструментами принудительной власти и политического контроля. С особенной очевидностью такое положение вещей сказывается в судопроизводстве, которое осуществляется исключительно в локальных рамках plèbes и вне всякого участия и представительства аристократий. За конвенциональной фразеологией редонских актов скрывается крестьянский суд по местным обычаям, чуждый фиксированных процедур каролингского placitum. He нуждаясь ни в чьей санкции, ином праве, сколько-нибудь профессиональных знатоках законов, селяне самостоятельно принимают судебные решения и сами проводят их в жизнь - в мелкой ненависти, родственной и соседской солидарности, компромиссах, искать и находить которые заставляет стремление сохранять друзей и социальное равновесие в Д.не без лишних потрясений.

Сеньориальный строй и рождение средневековой деревни

«Золотой век», Аркадия — таковы расхожие определения, прилагаемые исследователями к истории мало кому чем-либо обязанных, мало от кого зависимых, мало в ком нуждающихся крестьянских сообществ раннего средневековья. Гораздо более структурированное сеньориальное господство развивается впоследствии. Пароксизм процесса, приведшего к подчинению деревни власти и эксплуатации со стороны мелкой военизированной аристократии, который приходится на период ок. 1000 г., получил в историографии название «сеньориальной революции». Сеньориальный строй торжествует на руинах прежних форм крестьянского общежития, но именно с его установлением связано рождение собственно средневековой Д.ни.

Более того, в регионах Средиземноморья, в частности в Лацио, переход от менее концентрированного расселения раннего средневековья к вполне деревенским укрепленным поселениям (castra) сеньориальной эпохи, т. н. процесс incastellamento, понимается историками как ключ к развитию сеньориальной власти и переустройству средневекового общества в целом. Еще более любопытно, что это суждение звучит из уст современников, местных хронистов XII в., не остающихся, таким образом, в сомнении относительно наличия прямой связи между сеньорией и Д.ней. К кон. IX в. те относят последние свидетельства идиллического счастья, царившего некогда в Лацио. Д.ень тогда не было вовсе или было немного. Господствующими формами расселения являлись хутора и обособленные усадьбы, где каждый крестьянин, предоставленный сам себе (quasi sub ficLi et vite vel in propriis praediis erat hominum illius temporis incolatus), жил в библейском мире (alta pace omnes gaudebant). Но наступила великая смута X в., превратившая крестьян в деревенских жителей. Полагая спастись от сарацин, те оказались заперты в новых укрепленных Д.нях, где роковым образом потеряли былую независимость и попали под гнет сеньоров.

Материалы Лацио, в самом деле, демонстрируют то, как на протяжении X в. сельские жители сгоняются сеньорами в компактные Д.ни, обеспечивающие установление эффективного сеньориального режима. Крестьяне (populuscastri) отныне зажаты четкими рамками ясно обозначенной, гомогенной, унифицированной, нивелирующей статусные различия сеньориальной зависимости, которая определяется деревенским (сеньориальным) обычаем (consuetudo castri). Основание Д.ни включает две совмещенные во времени операции - собирания людей (congregatio populi, amasamentum hominum) и земель (consolidate fundorum, coherentia pertinentiarum, constitutio in unum). Образование Д.ень идет рука об руку с оформлением новой организации пространства, per castra. На место мало упорядоченной мозаики сельского пейзажа приходят правильные системы полей и дорог когерентных деревенских территорий - впервые заставляющие вспомнить геометрический пафос античных агрименсоров, как возвращением в римское прошлое кажется сам деревенский урбанизм Средиземноморья, плотно состроенные и лишенные приусадебных участков дома Д.ень, теснотой имитирующих город. Можно только догадываться, какие различия пространственных восприятий скрываются за европейским разнообразием топографических моделей Д.ень и их сельскохозяйственных территорий после 1000 г. - всеобщим фактом вновь становится сам идеал коллективного овладения пространством.

Сеньориальный план явным образом предшествует оформлению деревенских поселений в Лацио или Гаскони. Не менее классические регионы «сеньориальной революции», Маконне или Каталония, вовсе не знают существенной концентрации населения на протяжении всего средневековья. В других, например, Нижнем Лангедоке, incastellamento, по сравнению с Лацио, обнаруживает ряд важных особенностей, первая и главная из которых заключается в отсутствии видимого давления со стороны собственно сеньоров. Процесс предстает спонтанным, несколько менее систематическим и радикальным, наконец, существенно растянут во времени. Как реакция на социальный кризис второй трети XI в., между 1080 и 1150 гг. в Нижнем Лангедоке происходит достаточно полная реорганизация структуры расселения на новой основе castra. Более явственна и десятилетиями сохраняется социальная гетерогенность их населения - с трудом преодолеваемая унифицирующим сеньориальным обычаем. Деревенская община, universitas castri, оформляется из связей соседства, под интегрирующим влиянием сеньории и приходской жизни между 1130 и 1180 гг. Позднее многие Д.ни Нижнего Лангедока приобретают развитые муниципальные учреждения, деревенские консулаты, наиболее интенсивное распространение которых приходится на период между 1250 и 1270 гг. Только на первый неискушенный взгляд местные деревенские консулаты можно счесть л ишь бледной копией городских. За пределами чисто символических заимствований, вроде выбора самого термина «консулат» или желания иметь свою печать, Д.ни вырабатывают собственные, в целом весьма самобытные учреждения. При этом демократическая подоплека самоуправления в Д.не несравненно более явственна, нежели в городе. Консулы и приданные им советники избираются деревенским сходом из среды деревенского населения для управления делами Д.ни и ее представления в течение года. Выборные лица, однако, не подменяют общины. Важнейшие решения принимаются или ратифицируются тем же деревенским сходом (parlamentum). В этой связи внимания заслуживает сама история возникновения деревенского консулата. Он развился не после universitas castri, a параллельно с ней. Мало-помалу в роли представителей формирующейся Д.ни начинают выступать лица, изначально связанные с сеньориальными судопроизводством и управлением, probi homines или иначе прюдомы: отстаивая собственные, вполне эгоистические интересы, те сначала противопоставили себя сеньорам в качестве деревенских жителей, а затем, не удержав равновесия, оказались подчинены воле Д.ни. Так позднесредневековая деревенская демократия вырастает непосредственно из олигархии, обеспечивающей функционирование сеньориальной власти, - предстает феноменом своего сеньориального века скорее, чем отблеском некоего примитивного народоправства общинников незапамятных времен.

По своей сути сельские консулаты Нижнего Лангедока основываются на молчаливом делегировании сеньорами локальным обществам ряда сеньориальных полномочий. В некоторых других регионах, на севере Франции или в рейнской Германии, статус сельских самоуправляющихся коммун бывал вербализи-рован в особых сеньориальных, т. н. освободительных, грамотах, подробно фиксировавших права и обязанности деревенских обществ в отношении сеньоров и собственных членов. При всей пестроте позднесредневеко-вых норм деревенского общежития, смысл подобных коммунальных актов XII-XV вв. -взаимовыгодный компромисс: сеньорам достаются их доходы и заинтересованный посредник в хлопотном деле осуществления сеньориальной власти; деревенским обществам, принимающим на себя попечение о важнейших моментах собственной жизни, правопорядке, обложении и даже обороне, — свобода, в ее средневековом понимании, человеческое достоинство и социальная ответственность. Крестьянские общины в основных регионах Западной и Центральной Европы появляются в источниках XII-XHI и последующих столетий в качестве одного из ключевых элементов европейского аграрного общества.

Существенная сфера деревенского коллективизма - приходская жизнь. В регионах, заселение которых основывается на системе деревенских агломераций, сети Д.ень и церковных приходов практически совпадают. Если в целом по Европе основание церквей -дело аристократических семейств, то в Пиренеях IX - нач. X вв. можно видеть, как приходы возникают по инициативе и при непосредственном участии локальных сообществ, пока еще успешно контролирующих локальное пространство. Так или иначе, деревенские жители считают приходскую церковь своей собственностью, поскольку, в их глазах, она возведена и обустроена их трудами (либо трудами их более или менее реальных предков), претендуют на контроль за имуществом прихода и участие в выборах местного священника. За ним и епископом они готовы признать право владения церковью, и потому отлучение от нее им видится форменной экспроприацией. Церковь и площадь перед ней по воскресным и праздничным дням - место, время и рамки наиболее зрелищных форм деревенской жизни. Приходской священник нередко выступает в роли признанного лидера деревенского мирка и полномочного представителя мира внешнего. Под предводительством собственных пастырей группы фламандцев отправляются осваивать новые земли на востоке Германии. В XII в. такое лидерство засвидетельствовано повсеместно, однако с течением времени ситуация по регионам заметно меняется. В Д.нях французского юга, тех же castra Нижнего Лангедока, форсированное развитие муниципальных учреждений и гражданской солидарности протекает помимо или за счет цер-ковно-приходских. Так, из-под контроля местного клира уплывает в свое время интегрированная в приход организация помощи бедным и больным. Кюре, чья роль все более сводится к отправлению чисто религиозных функций, обычно даже не является членом деревенской общины и не участвует в ее сходах. В деревенской топографии церкви начинают занимать вполне маргинальное положение. Напротив, по обе стороны Ла-Манша приходские священники нимало не утратили лидирующих позиций в деревенском обществе и по-прежнему представляют паству в ее взаимоотношениях с сеньором. Местный священник с церковной кафедры объявляет о наступлении времени тех или иных сельскохозяйственных работ, в частности закрытии и открытии полей для деревенского стада. (Агрикультура).

В нач. XV в., в пору Столетней войны, жители лотарингской Д.ни Домреми «дрались с жителями Максе и иногда возвращались сильно побитые и в крови». Драки происходили «за англичан и французов» - почти все в Домреми были настроены против выступавших на стороне англичан бургундцев, зато «бургунд-цами» слыли жители соседнего селения. Деревенская девушка, по воспоминаниям односельчан, «такая, как все», Жанна д'Арк, отправляется из Домреми «во Францию» с намерением «спасти Французское королевство» и в награду за этот подвиг испрашивает у короля Карла VII освобождение от налогов для своих земляков, жителей прихода Домреми и Грё. Необыкновенное соучастие деревенского мирка в решении судеб королевства кажется следствием исключительной ситуации этой, во всех отношениях необычной для средневековья, войны. Чаще политический кругозор деревенщины не переваливает за линию горизонта. Биение пульса большой истории воплощает в Д.не диктат аристократий. Вместе с тем социальная картина, видимая из окна сеньориального замка, выглядит иначе на уровне земли. Сеньориальный строй, который в другой перспективе справедливо рисуется стержнем социальной истории средневековья, кажется порой лишь дальним и неясным фоном самодовлеющей собственной жизни деревенского сообщества. Сеньориальные повинности, королевская талья или инквизиционный застенок в деревенском обиходе приобретают самый неожиданный смысл и назначение, например, орудия или же ставки во внутридеревенской межклановой борьбе, скорее, чем оказываются предметом борьбы социально-экономических классов. Деревенские захолустья готовы культивировать свою социальную и культурную автаркию, и местечковый патриотизм, понятие чести общины подразумевают известную агрессивность в отношении соседей (и тогда Столетняя война — больше повод). Тот же смысл имеет идеал деревенской эндогамии. Почти мало правдоподобные свидетельства социокультурного сепаратизма «деревенских цивилизаций» (Э. Леруа Ладюри) доставляет пример Монтаю, в Фуа. Чего стоят игнорирование материальной цивилизацией этой Д.ни колеса или «язык Монтаю», точнее сказать, двух соседних Д.ень Монтаю и Прада, - по-видимому, некие весьма характерные особенности окситанского наречия, позволяющие отличить выходца изданной местности?! Или еще лучше поискать два схожих обыкновения устраивать печные трубы в Д.нях Оверни, Бурбонне и Фореза по Гербовнику Гильома Ревеля (сер. XV в.), древнейшему альбому «видов», до гравюр XVI в.

Литература: Bader К. S. Studien zur Rechtsgeschichte des mittelalterlichen Dorfes. Bd. 1-3. Weimar, 1957— 1973; Bourin-Derruau M. Villages médiévaux en Bas-Languedoc. Genèse d'une sociabilité. T. 1—2. P., 1987; Davies W. Small Worlds: The Village Community in Early Medieval Brittany. L., 1988; Démians d'Archimbaud G. Les fouilles de Rougiers (Var): Contribution à l'archéologie de l'habitat rural médiéval en pays méditerranéen. P.,1980; Fou rnier G. Châteaux, villages et villes d'Auvergne au XVe siècle d'après l'Armoriai de Guillaume Revel. P., 1973; Le Roy Ladurie E. Montailloù, village occitan de 1294 à 1324. P., 1975; Lorren C, Périn P. (dir.). L'Habitat rural du Haut Moyen Age (France, Pays-Bas, Danemark). Condé-sur-Noireau, 1995; Toubert P. Les structures du Latium médiéval: Le Latium et la Sabine du IXe siècle à la fin du XIIe siècle. T. 1-2. Roma, 1973; Wick h am С. J. The Mountains and the City. The Tuscan Appennines in the Early Middle Ages. Oxford, 1988; Idem. Rural Society in Carolingian Europe // New Cambridge Medieval History. V. 2 / ed. by R. McKitterick. Cambridge, 1995. P. 510-537.

И. В. Дубровский

Синонимы:

алапаевка, альдея, асбар, варвар, вахлак, весь, деревенщина, деревенька, деревнишка, деревнюшка, деревушка, жидобужи, жостово, жупа, кавголово, краал, краль, малодворка, малое бабье, мужик, мужлан, невежа, негри, обормот, охламон, пентюх, праслово, пупырловка, пхум, селение, тюха-матюха, фасенда, хам, хамло, шалава, юрт

Антонимы:

город

Смотреть больше слов в «Словаре средневековой культуры »

ДЕРЕВНЯ

Синонимы слова "ДЕРЕВНЯ":

Смотреть что такое ДЕРЕВНЯ в других словарях:

Рекомендуем посмотреть: